С. А. Нилус

"Серафим, Серафим! Велик у Бога Серафим!.. Всюду Серафим!" То были слова великой дивеевской блаженной Прасковьи Ивановны, когда она, прикрыв ладонью данные мною два рубля, вопрошала, глядя на икону преподобного, как бы его самого, брать или не брать эти деньги...
Воистину, всюду велик у Бога Серафим!
Какое значение в моей маленькой жизни имел, верую, и доселе имеет преподобный Серафим, читателю моему известно и из книги моей "Великое в малом", и из прочего, что в разное время выходило из-под пера моего.
Поведаю теперь то, что я хранил доселе в сердечной памяти своей и чему, думается мне, еще не выходили Божий сроки. Если не обманывает меня внутреннее извещение-предчувствие, сроки эти исполнились и настало время явить миру верующих и неверующих сокровенный доныне и мною скрываемый умный бисер, подобного которому мир еще не ведал со дней греческого императора Феодосия Младшего, или Юнейшего. Воскрешение Лазаря известно каждому христианину. О воскресении же семи отроков знают весьма немногие, и потому прежде объявления великой Серафимовой тайны (назову ее дивеевской - по месту ее обретения) я вкратце сообщу неосведомленным сказание о семи отроках.
Эти семь благородных отроков Максимилиан, Екзакустодиан, Иамвлих, Мартиниан, Дионисий, Иоанн и Антонин, связанные между собой одинаковой воинской службой, тесной дружбой и верой, во время Декиева гонения на Ефесских христиан (около 250 года) скрылись в горной пещере, называемой Охлон, близ города Ефеса в Малой Азии. В пещере этой они проводили время в посте и молитвах, приготовляясь к мученическому подвигу за Христа. Узнав о местопребывании юношей, Декий велел завалить вход в пещеру камнями, чтобы придать исповедников голодной смерти.
По истечении более ста семидесяти лет, в царствование Феодосия Младшего (408 - 470), истинного защитника веры, вход в пещеру был открыт и блаженные юноши восстали, но не для мучений, а для посрамления неверующих, отвергавших истину воскресения мертвых. По извещении об этом великом чуде царь Феодосии прибыл с сановниками своими и со множеством народа из Константинополя в Ефес, где обрел юношей этих еще в живых и поклонился им как дивному свидетельству свыше о будущем всеобщем воскресении.
По свидетельству церковного историка Никифора Каллиста, царь был в общении с ними семь дней, беседовал с ними и сам прислуживал им во время трапезы. По миновании тех дней юноши вновь уснули сном смерти уже до Страшного суда Господня и всеобщего воскресения. Святые мощи их прославлены многими чудесами.
Сказание это независимо от церковного предания имеет свидетельство в исторической своей достоверности. Святой Иоанн Колов, современник этого события, говорит о нем в житии преподобного Паисия Великого (19 июня). Марониты сирийцы, отколовшиеся в VII веке от Православной Церкви, чтут в своей службе святых отроков. Они находятся в эфиопском календаре и в древних римских мартирологах. История их известна была Магомету и многим арабским писателям. Григорий Турский говорит, что эти мужи до сего дня почивают в том самом месте, одетые в шелковые и тонкие полотняные одежды. Пещера отроков доныне показывается близ Ефеса в ребрах горы Приона. Судьба мощей их неизвестна с XII века, в начале которого игумен Даниил видел их еще в пещере.
По вере моей, чудом преподобного Серафима спасенный в 1902 году от смерти, я в начале лета того же года ездил в Саров и Дивеев благодарить преподобного за свое спасение, и там, в Дивееве, с благословения великой дивеевской старицы игумений Марии и пожеланию Елены Ивановны Мотовиловой я получил большой короб всякого рода бумаг, оставшихся после смерти Николая Александровича Мотовилова, с разными записями собственной руки его, и в этих-то записях я и обрел то бесценное сокровище, тот "умный бисер", который я называю дивеевской тайной - тайной преподобного Серафима Саровского и всея России чудотворца.
В  записках  Мотовилова обретена была мною и следующая ВЕЛИКАЯ ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА.
"Неоднократно, - так пишет Мотовилов, - слышал я из уст великого угодника Божия старца отца Серафима, что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его:
- Вот вы, батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так неужели вас Саровские отдадут?
На это батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так:
- Ах, ваше боголюбие, ваше боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи святого благоверного князя Александра Невского перенести из Владимира в Петербург, а святые мощи того не похотели.
- Как не похотели? - осмелился я возразить великому старцу. - Как не похотели, когда он в Петербурге в Александро-Невской лавре почивает?
- В Александро-Невской лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимире они почивали на вскрытии, а в лавре под спудом - почему же так? А потому, - сказал батюшка, - что их там нет.
И много распространившись по сему поводу своими богоглаголивыми устами, батюшка Серафим поведал мне следующее.
- Мне, ваше боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут, то Господу Богу благоугодно взять меня, убогого Серафима, до времени от сея привременныя жизни и посем воскресить, и воскресение мое будет, как воскресение семи отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего.
Открыв мне, - пишет далее Мотовилов, - сию великую и страшную тайну, великий старец поведал мне, что по воскресении своем он из Сарова перейдет в Дивеев и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же на чудо воскресения, соберется народу великое множество со всех концов земли, Дивеев станет лаврой, Вертьяново - городом, а Арзамас - губернией. И, проповедуя в Дивееве покаяние, батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей и по открытии их сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему".
Такова великая дивеевская благочестия тайна, открытая мною в собственноручных записях симбирского совестного судьи Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца чина пророческого преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского и всея России чудотворца.
В дополнение же к тайне этой вот что я слышал из уст 84-летней дивеевской игумений Марии. Был я у нее в начале августа 1903 года вслед за прославлением преподобного Серафима и отъездом из Дивеева царской семьи. Поздравляю ее с оправданием великой ее веры (матушка, построив дивеевский собор, с 1880 года не освящала его левого предела, веруя, согласно дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит предел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит:
- Да, мой батюшка Сергей Александрович, великое это чудо. Но вот будет чудо так чудо - это когда крестный-то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, "а народу-то, - как говаривал наш угодничек-то Божий преподобный Серафим, - что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо-чудное, диво-дивное".
- Как это понимать, матушка? - спросил я, на ту пору совершенно забыв тогда уже мне известную великую дивеевскую тайну о воскресении преподобного.
- А это кто доживет, тот увидит, - ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись.
Это было мое последнее на земле свидание с великой носительницей дивеевских преданий, той двенадцатой начальницы, "Ушаковой родом", на которой по предсказанию преподобного Серафима и устроился, с лишним через тридцать лет после его кончины, Дивеевский монастырь, будущая женская лавра.
Через год после этого свидания игумения Мария скончалась о Господе.
Вот что писал князю Владимиру Давидовичу Жевахову Е. Поселянин (Е.Н. Погожев) в письме от 19 декабря 1922 года.
"Поведали вчера (18 декабря) бывшие в Понетаевке прошлое (1921-го года) лето монашки. Там весной 1921 года была прислана комиссия для осмотра мощей в Сарове. Председатель - крестьянин, кажется, из Вертьянова. В ночь, уже в Сарове, видит он сон. Стоит у раки, и кости преподобного Серафима соединяются, и вскоре он встает из раки одетый, как рисуют на иконах, и говорит этому человеку:
- Смотри, я живой!
И притом двумя перстами коснулся его щеки. Тот проснулся СТОЯ, дрожа и в поту и с двумя черными пятнами на лице в месте касания. Он поутру рассказал бывшее. Составили акт за подписью, отказался от поручения и уехал.
* * *
На пути моего земного странничества мне пришлось по великой неволе, во дни изгнания буржуев из сел и деревень в города, перебраться в предместье города Пирятина на Украине. Приютила нас, бездомных стариков, одна добрая чета молодых супругов, мало нам знакомая, но близкая по родству дорогому мне человеку. По нем мы и получили у них и приют и привет в самое для нас тяжелое, казавшееся даже безвыходным, время.
Третье апреля 1923 года было днем, назначенным для нашего выселения. В ночь на это число (в тот год третьим апреля была Радоница - поминовение усопших) супруга из этой четы, знавшая обо мне только понаслышке, видит такой сон.
- Вижу я, - сказала мне она, - что иду по какой-то незнакомой улице, где множество народа, и происходит великое смятение при виде надвигающейся страшной тучи. Быстро налетела эта туча, и началось нечто невообразимое: буря коверкала и выворачивала с корнем деревья, разрушая дома, - словом, мне показалось, что началось или землетрясение, или общая гибель и коней света... Я пала ниц на землю, закрыв лицо руками, и от страха впала в полусознательное состояние.
Когда я очнулась и решилась открыть глаза, то увидела страшный мрак и полное разрушенье: поломанные и вырванные с корнем деревья, разрушенные до основания дома, развалившиеся печи и кое-где полуразвалившиеся печные трубы - словом, хаос и ужас... И вдруг на востоке блеснул яркий луч света и пронзил окружавший меня густой мрак. И в голове моей как молния пронеслась мысль: "Это свет от Всевидящего Ока, что обновилось на старом Прилукском соборе". И в свете этого луча я среди хаоса и разрушения увидала большую картину-икону и на ней изображение лежащего в гробу некоего монаха, под которой была надпись: "Преподобный Серафим Саровский".
Смотрю, монах этот оживает, поднимается из гроба, встает и смотрит на меня с небесной улыбкой. В благоговейном страхе я вновь падаю пред этим видением на землю, и когда поднимаю голову, то вижу, что преподобного уже нет, а на его месте стоит Божия Матерь с опушенными веждами. Была она одна, и Предвечного Младенца с нею не было.
Я проснулась. О преподобном Серафиме я не думала, мало что о нем слышала, а с вечера, когда спать ложилась, даже и Богу не помолилась, и оттого, когда во сне увидала Божию Матерь, то сильно испугалась, чтобы мне от Нее не досталось за леность и нерадение к молитве.
Простодушный рассказ простодушной женщины я передаю здесь, как он есть. Я не берусь толковать этого сна; но как сон этот подходит ко сну председателя комиссии, явившейся кощунствовать над мощами преподобного, и как идет он к великой дивеевской тайне, о которой сказала мне игумения Мария, что "кто доживет, тот увидит".