А. Шаргунов О ответственности

      Человек владеет далеко не всеми теми силами и способностями, которые скрываются в его нервном организме, и человеку принадлежит из этого богатого сокровища только то, и именно то, что он покорил своему сознанию и своей воле и чем, следовательно, может распорядиться по своему желанию. Одна из главных целей воспитания именно в том и состоит, чтобы подчинить силы и способности нервного организма ясному сознанию и свободной воле человека. Сама же по себе нервная непроизвольная деятельность, какие бы блестящие способности ни проявлялись в ней, не только бесплодна и бесполезна, но и положительно вредна. Этого-то не должны забывать воспитатели, которые нередко очень неосторожно любуются проявлениями нервной раздражительности детского организма, думая видеть в ней зачатки великих способностей и даже гениальностей, и усиливают нервную раздражительность дитяти вместо того, чтобы ослабить ее благоразумными мерами.
      Сколько детей, прослывших в детстве маленькими гениями и подававших действительно самые блестящие надежды, оказываются потом людьми ни к чему не способными! Это явление до того повторяется часто, что, без сомнения, знакомо читателю. Но немногие вдумывались в его причины. Причина же его именно та, что нервный организм подобных детей действительно очень сложен, богат и чувствителен и мог бы действительно быть источником замечательной человеческой деятельности, если бы был подчинен ясному сознанию и воле человека. Но в том-то и беда, что он именно своим богатством подавил волю субъекта и сделал его игрушкой своих капризных, случайных проявлений, а неосторожный воспитатель вместо того, чтобы поддерживать человека в борьбе с его нервным организмом, еще больше раздражал и растравлял этот организм.
       Какими бы радужными цветами ни блистала непроизвольная нервная деятельность, как бы ни высказывались привлекательно в ней память, воображение, остроумие, но она ни к чему дельному не приведет, если в ней нет того ясного сознания и той самообладающей воли, которые одни только и мыслям и делам нашим дают характер дельности и действительности. Без этого руководителя самые блестящие концепции не более как фантазмы, клубящиеся прихотливо, подобно облакам, и, подобно им, разгоняемые первым дуновением действительной жизни.
       Конечно, богатая впечатлительная деятельность, глубокая и сложная нервная организация есть непременное условие всякого замечательного ума и таланта; но только в том случае и настолько, насколько человек успел овладеть этой организацией. Чем богаче и сильнее нервный организм, тем легче выбивается он из-под контроля человеческого самосознания и овладевает человеком вместо того, чтобы повиноваться ему, и потому-то в великих людях замечаем мы не только богатство нервного организма, но и замечательную силу воли.
       Перечитывая биографии знаменитых писателей, прочитывая черновые рукописи их творений, мы заметим следы ясной борьбы сильной воли и сильного самосознания с сильно раздражительным и богатым нервным организмом; мы заметим как мало-помалу овладевал писатель своей нервной организацией и с каким неодолимым терпением боролся он с нею, отвергая ее капризы и пользуясь ее сокровищами.
       Великие писатели, артисты, а тем более великие мыслители и ученые настолько же родятся, насколько делаются сами, и в этой выработке, в этом постепенном овладевании богатством их сложной нервной природы показывают они то величайшее упорство, которое бросилось в глаза Бюффону, когда он сказал, что «гений есть величайшее терпение».
       Чем богаче нервная организация дитяти, тем осторожнее должен обращаться с нею воспитатель, никогда и ни в чем не допуская ее до раздраженного состояния. Воспитатель должен помнить, что нервный организм только мало-помалу привыкает, не впадая в раздражение, выносить все сильнейшие и обширнейшие впечатления и что вместе с развитием нервной организации должны крепнуть воля и сознание в человеке. Постепенное обогащение нервного организма, постепенное развитие его сил, не допускающее никогда нормальной его деятельности до перехода в раздражительное состояние, постепенное овладевание воспитанником богатством его нервной системы должны составлять одну из главных задач воспитания, и в этом отношении педагогике предстоит впереди безгранично обширная деятельность.
      Воспитатель никогда не должен забывать, что ненормальная нервная деятельность не только бесплодна, но и положительно вредна. Вредна она, во-первых, для физического здоровья, потому что нет сомнения, что раздраженная деятельность нервов поддерживается во всяком случае за счет общего питания тела, которому таким образом, особенно в период его развития, оно принесет значительный ущерб. Во-вторых, еще вреднее такая ненормальная деятельность потому, что, повторяемая часто, она мало-помалу обращается в привычное состояние организма, который с каждым разом все легче и легче впадает в раздражительное состояние и делается наконец одним из тех слабонервных организмов, которых в настоящее время так много.
      Прежняя простая жизнь детей более способствовала воспитанию сильных и стройных организаций, может быть, не столько чувствительных и чутких, как нынешние, но зато более надежных. Нет сомнения, что в слабонервности нашего века принимают немалое участие разные искусственные детские развлечения, раннее чтение детских повестей и романов и, конечно, более всего ранняя исключительно умственная деятельность, которой подвергают детей слишком заботливые родители и воспитатели и которой отчасти, требуется громадное развитие человеческих знаний. «Воспитатель, говорит английский доктор Брайгем, — кажется, думает, что, возбуждая душу, он заставляет действовать нечто совершенно независимое от тела и ускоряет до крайности движения чрезвычайно деликатного организма, не понимая, к несчастью, его близкой связи с телом». «Нервная система, — говорит модный шотландский педагог Джемс Керри, — центром которой является мозг, будучи слишком возбуждаема в детстве, остается навсегда раздражительно-деятельной и вместе с тем слабой: она начинает властвовать над всем организмом и остается сама вне контроля. То же самое происходит и даже еще быстрее при слишком сильном возбуждении чувств. Вот почему необыкновенно важно как для телесного здоровья, так и для характера детей предохранять их в ранние годы от всяких сильных страстей как в занятиях, так и в играх».
      Всякое преждевременное умственное развитие, опережающее развитие сил телесных, есть уже само по себе более или менее нервное раздражение, и на этом-то явлении основывается именно потребность вести одновременно и умственное и телесное развитие. Гимнастика, всякого рода телесные упражнения, телесная усталость, требующая сна и пищи, прогулка по свежему воздуху, прохладная спальня, холодные купанья, механические работы, требующие телесного навыка, — вот лучшие средства для того, чтобы удерживать нервный организм всегда в нормальном состоянии и успокоить даже тот, который был уже неосторожно возбужден, а вместе с тем укрепить волю и дать ей верх над нервами.
       Английские и американские воспитатели поняли уже важность этой задачи и сделали многое для того, чтобы удержать в постоянном равновесии развитие всех душевных и телесных сил. Германское воспитание, слишком много налегая на одно умственное развитие, мало еще покуда сделало для телесного развития, хотя и много говорит о необходимости его в своих книгах: но ни одно воспитание не нарушает так страшно равновесия в детском организме, ни одно так не раздражает нервную систему детей, как наше русское. У нас покуда все внимание обращено единственно на ученье, и лучшие дети проводят все свое время только в том, что читают да учатся, учатся да читают, не пробуя и не упражняя своих сил и своей воли ни в какой самостоятельной деятельности, даже в том, чтобы ясно и отчетливо передать, хоть в словах, то, что они выучили или прочли; они рано делаются какими-то только мечтающими пассивными существами, все собирающимися жить и никогда не живущими, все готовящимися к деятельности и остающимися навсегда мечтателями.
       Сидячая жизнь при 20-градусном тепле в комнатах, в шубах и фланелях, жизнь изнеженная, сластенная, без всяких гимнастических упражнений, без прогулок, без плавания, без верховой езды, без технических работ и т. п., все за книгой да за книгой, то за уроком, то за романом, — вот почти нормальное у нас явление в воспитании детей среднего состояния. Что же способно породить такое воспитание? Книгоедов, глотающих книги десятками, и из чтения которых не выйдет никакого проку, потому что даже для того, чтобы написать стройную статью, нужна воля и привычка и, чтобы высказать словами ясно и красиво свои мысли, нужны также воля и навык; а школа наша дает им только знания, знания и еще знания, переходя поскорее от одного к другому. Развитие головы и совершенное бессилие характеров, способность все понимать и обо всем мечтать (я не могу даже сказать — думать) и неспособность что-нибудь делать — вот плоды такого воспитания. Часто, видя подобный характер, желаешь от души, чтобы он как можно менее знал и был менее развит, тогда, может быть, выйдет из него больше проку. Таким воспитанием, расстраивающим и раздражающим нервные системы детей, мы перепортили целые поколения, и, к величайшему сожалению, мы не видим, чтобы и в настоящее время сделано было что-нибудь для исправления этой коренной ошибки русского воспитания. Надеемся, впрочем, что уничтожение крепостного состояния, избавлявшего русского дворянского мальчика даже и от необходимости вычистить самому себе сапоги и платье, принесет косвенным образом большое улучшение в этом отношении.
       Перечислим теперь некоторые воспитательные меры, предупреждающие, нервное раздражение в детях или успокаивающие его, оговариваясь притом, что этих мер может быть очень много и что благоразумный воспитатель, понимающий хорошо причину зла, сам найдет множество средств противодействовать ему.
       На основании физиологическо-психической причины, которую мы старались уяснить выше, здравая педагогика:
        1) запрещает давать детям чай, кофе, вино, ваниль, всякие пряности — словом, все, что специфически раздражает нервы
        2) запрещает игры, раздражающие нервы, как, например, всякие азартные игры, которых развелось теперь для детей так много; запрещает детские балы и т. п.;
        3) запрещает раннее и излишнее чтение романов, повестей, и особенно на ночь;
        4) прекращает деятельность ребенка или игру его, если замечает, что дитя выходит из нормального состояния;
        5) запрещает вообще чем бы то ни было возбуждать сильно чувство детей;
        6) требует педантически строгого распределения детского дня, потому что ничто так не приводит нервы в порядок, как строгий порядок в деятельности, и ничто так не расстраивает нервы, как беспорядочная жизнь;
        7) требует постоянной смены умственных упражнений телесными, прогулок, купаний и т. п.
        При самом обучении ребенка, нервная система которого уже слишком возбуждена, умный наставник может действовать благодетельно против этой болезни. Он будет давать как можно менее пищи фантазии ребенка, и без того уже раздраженной, и обратит особенное внимание на развитие в нем холодного рассудка и ясного сознания; будет упражнять его в ясном наблюдении над простыми предметами, в ясном и точном выражении мыслей; будет ему давать постоянно самостоятельную работу по силам и потребует строгой аккуратности в исполнении; словом, при всяком удобном случае будет упражнять волю ребенка и мало-помалу передавать ему власть над его нервной организацией, может быть, потому и непокорною, что она слишком богата. Но при этом воспитатель и учитель не должны забывать, что чем более привыкли нервы впадать в раздраженное состояние, тем медленнее отвыкают они от этой гибельной привычки, и что всякое нетерпеливое действие со стороны воспитателя и наставника производит последствия, совершенно противоположные тем, которых они ожидают: вместо того, чтобы успокоить нервы ребенка, они еще более раздражают его.

К. Д. Ушинский

О воспитании юношества (неоконченное письмо)

       ...Ты жалуешься на сыновей твоих. Тебя оскорбляет, что они уже не слушаются твоих советов, как бывало прежде; что они более доверяют своему собственному незрелому уму, чем бла­горазумию людей опытных; что они хотят пользоваться свобо­дой, которой еще не умеют распорядиться; но ты забываешь, что они уже не дети. Ты жалуешься, что они опрометчивы, лег­ко вдаются в крайности, увлекаются, не думают о будущем; но ты забываешь, что они еще не взрослые люди, что самый закон еще не признает их совершеннолетними, не дозволяет им в важных случаях жизни свободно распоряжаться судьбой своей и своим имуществом, смягчая ответственность их при проступ­ках; словом, ты забываешь, что они юноши. И многие забыва­ют это. О воспитании детей и у нас было писано довольно и особенности детства разработаны довольно подробно; о воспи­тании юности думали у нас очень мало; я, по крайней мере, не знаю ни одной статьи, где бы особенности юношеского возрас­та были исследованы, а вместе с тем выставлены и необходи­мые особенности юношеского воспитания, а между тем юность имеет не менее детства своих характеристических отличий.
       Прежде всего согласимся в том, что голос природы должен быть выслушан и родителями, и обществом, и воспитателями, и законодательством. С природой плохо спорить: можно, пожа­луй, не уважать ее законов, можно помешать их выполнению в развитии человека, но из этого ничего хорошего не выйдет: человеку остается только узнать эти законы и воспользоватьсяих силой.
       Юность такой же необходимый период в развитии человека, как и детство, и обойти этот период невозможно и, если бы бы­ло возможно, то было бы крайне неразумно. Есть, правда, лю­ди, у которых почти не бывает юности — и которые из детей прямо почти становятся взрослыми; но это плохие люди: обще­ство столь же мало может ожидать от них плодов, как садов­ник от дерева, которое не цвело; потому что юность в развитии животного и человеческого организма — такой же существенно важный и необходимый период, как период цвета в орга­низмах растительных. Цвет часто бывает пустоцвет, но без цветов плодов быть не может.
       Но в чем же состоят особенности этого необходимого, суще­ственного перехода от детства к возмужалости? Если мы обра­тимся за разрешением этого вопроса к физиологии, то увидим, что переход от детства к юности обозначается проявлением по­ловой зрелости. Если обратимся к психологам, то также не найдем удовлетворительного ответа: одни из них занимались более метафизическими вопросами, чем наблюдением, другие наблюдали процесс рождения чувств и мыслей; но те и другие мало обращали внимания на явления постепенного разверты­вания духовной природы человека. И в этом, как и во многих других случаях, самую меткую мысль найдем мы у старика Гегеля, несмотря на туманную абстрактность выражений берлинского Аристотеля. Постараемся, сколько возможно яснее, передать его мысль:
       «Мальчик созревает в юношу, когда при наступлении половой зрелости начинает в нем пробуждаться жизнь природы и ищет себе удовлетворения. Юноша ищет вообще существенно­го в самых общих явлениях человеческой жизни; его идеал уже не в личности взрослого человека (родителя, воспитателя, учи­теля), но вообще идеал любви, дружбы, всеобщего мирового порядка. Но юноша считает эти самые общие идеалы челове­чества своими личными идеалами и действительно примеши­вает к ним много личных, субъективных воззрений. В этом лич­ном понимании общих идеалов скрывается противоречие, кото­рое отражается во всем характере юности. Богатое воодушев­ляющее содержание этих идеалов вливает в душу юноши чувство силы, и он чувствует себя призванным и способным переделать мир по собственному идеалу; а пылкость увлече­ний и недостаточность в глубине воззрений не дает ему воз­можности видеть, что в действительности и так уже развиваются и осуществляются эти идеалы, насколько в них есть все­общего и разумного, и самое осуществление этих идеалов ка­жется ему измененным. Таким образом, то бессознательное спокойствие, в котором живет дитя, в юноше разрушается и сменяется борьбою. Это стремление к идеалу придает юности тот характер благородства и бескорыстия, которых, по-видимо­му, недостает зрелому возрасту, когда человек более заботится о своих особых временных интересах; но на деле выходит, что юноша, стремясь ко всеобщему, стремится удовлетворить только своим субъективным воззрениям, живет в своем особенном мире мечтаний и заботится о своем личном развитии, тог­да как взрослый, будучи погружен в действительность, рабо­тая для себя, принимает действительное участие в историческом осуществлении идеалов человечества. К этому необходимо приходит юноша: чтобы осуществить свой идеал, он стремится образовать самого себя, и в этих попытках юноша делается мужем».
       Сообразно с этим Гегель несколько дальше говорит: «Что в этом юношеском идеале есть истинного, то удерживается и в практической действительности; только от неистинного, от пус­тых абстракций отучивается взрослый человек: объем и род его занятий могут быть очень различны, но существенное во всех человеческих делах одно и то же, а именно — справедли­вое, нравственное, религиозное». Во всех сферах практической деятельности могут поэтому найти люди удовлетворение и честь, если каждый в своей особенной сфере, которую предста­вят ему случай, необходимость или свободный выбор, сделает то, что можно от него потребовать по справедливости. Но для этого прежде всего нужно, чтобы образование юности, превра­щающейся в мужа, было закончено, чтобы он выучился из юности в зрелый возраст, и во-вторых, чтобы он стал сам забо­титься о своем содержании, решившись работать для других. Одно образование не делает еще юноши совершенно взрослым человеком: для этого нужна еще ему личная разумная забота о своих временных интересах; точно так же, как народы только тогда являются зрелыми, когда могут уже сами заботиться о своих духовных и материальных интересах...