Мученики за Россию (Цусима)

        Завтра тяжёлый наш "день судный", день поминовения флота, погибшего под Цусимой. Три года назад в этот день со стоном повернулись кости Петра Великого в гробу. В далёком океане огромные броненосцы русские горели, перевёртывались один за другим, шли ко дну. Другие - неслыханное дело! - спускали священный флаг России и сдавались целой эскадрой. Третьи - целой же эскадрой - бежали с места боя... Сташно вспомнить, что тогда происходило, точно кошмар какой-то. Но из этого разгрома и постыдного малодушия, из пучины унижения, небывалого невероятного, поднимаются, точно волшебные призраки, бесчисленные примеры мужества, неустрашимой смерти...

На броненосце "Александр III" погибли все офицеры и вся команда, до одного человека. На опрокинутом гиганте, на киле его в последние минуты стояли несколько офицеров и матросов и кричали "ура!" идущим на гибель русским кораблям. Океан развёрся и в бездонной своей могиле похоронил такое же великое, как он, непобедимое чувство долга. Молодой красавец моряк Курсель с товарищами Вырубовым и Богдановым отказались покинуть тонущий корабль "Суворов", предчтя вместе с ним перейти в вечность. Три героя, единственные оставшиеся из живых на "Суворове" (после отъезда с него адмирала Рожественского), вместе с небольшой кучкой команды отстреливались из винтовок от японских миноносцев. Вот что пишет вдова ещё одного погибшего на "Суворове" - лейтенанта Новосильцева: "Со слов Рожественского я знаю, как невыносимо страдал мой покойный муж от жестоких ран и как он с одной рукой (другая была оторвана) и тяжело раненный в грудь отдавал до последнего момента распоряжения - не переставать стрелять. Он первый отказался спастись на "Буйном", желая остатся до последней искры жизни верным своему святому долгу. Оставшиеся в живых офицеры говориле мне, что это исключительный пример геройства. И вот этот герой позабыт! Боже. как это тяжело мне и моему сыну Алёше!"

Пусть господин Небогатов сдался, пусть господин Энквист бежал, но подавляющее большенство русских моряков не сдавались и не бежали. Да помянет же мать-Россия своих заброшенных на край земли несчастных сынов, что мучениски, с верой и честью положили живот свой в бою неравном!

Пожар над безднами - вот картина боя. Первым погиб "Ослябя", буквально засыпанный японскими снарядами. "Тонул он всего несколько минут; спаслось около 100 человек. Тонувшим посланы были три миноносца, но японцы открыли по ним страшный огонь и они принуждены были уйти. Второй погиб "Бородино", затем "Александр III", потом "Суворов", наконец "Наварин". "Снаряды наши, - пишет очевидец, - никуда не годились: большинство их вовсе не разрывалось или разрывалось, разрушая маленькое пространство. Японские же снаряды все разрывались и притом производили огромные опустошения..." Всё море от минных и снарядных взрывов превратилось в лес фонтанов. " Не успеет миноносец подойти к кругу, за который ухватилось 30-40 утопающих русских, вдруг снаряд, и из всего круга образуется красный фонтан". Красный, то есть кровавый!

Из трагедии цусимского боя осталось лишь несколько разрозненных страниц, точнее, строк, и восстановить картину этого человеческого жертвоприношения никто не может. Но зато эти немногие моменты, о которых дошёл голос из пучины, - они священны. Можно ли, скажите, забыть геройский броненосец "Адмирал Ушаков"? Выдерживая день и ночь жестокий бой, видя, как сгорают и тонут один за другим "Ослябя", "Бородино", "Александр III", "Урал" и наконец "Суворов" с главнокомадующим флотом, броненосец "Ушаков" сам получил две тяжёлые пробоины и погрузился носом. Стало очень трудно управляться и стрелять, нельзя было дать полного хода. Но решили держаться до конца. На маленький наш броненосец ( всего 4 тысячи тонн, с четырьмя орудиями) напали два громадных японских крейсера, каждый по 19 700 тонн, с 36 орудиями. "Советую вам сдать ваш корабль", - подняли сигнал японцы. "Продолжение и разбирать нечего, - сказал Миклуха, командир "Ушакова". - Открыть огонь". Даже и эти немногие наши выстрелы геройского корабля не долетели до неприятеля. Японцы из далека засыпали "Ушакова" снарядами. У нас приступили к обряду умирания, кингстоны были открыты, бомбовые погреба подорваны, машины остановлены. Броненосец лёг на правый бок и, перевернувшись кверху килем, пошёл на дно, до последнего мгновения расстреливаемый неприятелем.

Пусть же не забудет Россия имён Миклухи, Мусатова, Жданова, Трубицина, Зорича и многих-многих других, что отдали тут Богу душу. Те, что в холодной воде держались, хватаясь за обломки, пережили страдания хуже смерти: уже подобранные японцами, закоченевшие Яковлев и Хлымов умерли от паралича сердца...

"Суворов" не осрамил своего исторического имени. он принял не одну, а три смерти, он был расстрелян, сожжён и потоплен, но не сдался. По японским источникам, "Суворову" два раза предлагали сдаться, на что оставшийся (после съезда адмирала Рожественского) кучка героев отвечала залпами из винтовок. Ни одной уже целой пушки не осталось. Последний залп раздался, когда "Суворов" наполовину уже скрылся под водой - вместе с теми, имена которых да будут в нашей памяти бессмертны...

Пусть не забудет Россия геройский крейсер "Светлану", который на другой день боя, уже полуразбитый, был атакован двумя японскими крейсерами и миноносцем. Снарядов почти уже не было, но на военном совете решено было вступить в бой и, когда будут израсходованы снаряды, затопить крейсер. Взорваться было уже нельзя, так как минный погреб был залит ещё накануне. Как решили так, так и сделали: пробившись несколько часов, открыли кингстоны. Крейсер лёг на левый борт и с поднятым флагом пошёл на дно океана. Японцы безжалостно расстреливали "Светлану" до тех пор, пока она не скрылась среди волн. Пусть же Россия не забудет храброго командира Шеина, Арцыбашева, Толстого, Дьяконова, Воронцова, графа Нирода, Зурова, Свербеева, Агатьева и около 160 разделивших смерть с ними нижних чинов. Нераненый, невредимый Шеин лишь за несколько минут до погружения судна был убит японским снарядом.

Пусть не забудет Россия отважного "Владимира Мономаха", расстрелянного, израненного, подвергшегося девяти миным атакам и потонувшего с поднятым андреевским флагом. Пусть не исчезнет в благородной памяти крейсер "Дмитрий Донской", на котором убиты Гольц, Дурново и Гирс и тяжело ранены Лебедев, Блохин, Коломийцев, Шутов, Вилькен, Храбро-Василевский, князь Ливен и выбыли около двухсот нижних чинов. Эти не сдались и не сдали своего корабля.

Пусть не забудет Россия броненосец "Наварин", который, заметив отчаянное положение "Суворова", горевшнго как костёр, прикрыл его собою от сыпавшихся японских бомб. Разбитый, взорванный минами и бомбами, с перебитой командой, со смертельно раненным командиром, броненосец всё ещё держался. Раненный в голову и грудь барон Фитингоф отказался оставить корабль и решил потонуть с ним. "Верные принятому решению умереть, но не сдаться, - пишет один из участников боя, - офицеры перед самой гибелью судна простились с выстроенной командой и, готовясь к смерти, брацки поцеловались друг с другом, а изувеченный командир приказал вынести себя наверх". Отказался от спасательного пояса и сменивший его старший офицер Дуркин, до последнего момента спасавший команду. Японцы продолжали расстреливать барахтавшихся в воде русских людей. Японский миноносец через несколько часов ещё видел плававших и умиравших от истощения русских и не дал им помощи. Только английский пароход успел спасти трёх матросов, которые и рассказали об ужасах этой ночи. Не забудь же, мать - Россия, имён Фитингофа и Дуркина, Рклицкого, Грау, Измайлова, Челкунова, Огарёва и многих - многих замученных и убитых за великое твоё имя!

Помните чудные подвиги "Буйного", "Грозящего", "Стерегущего", эпопею "Рюрика", погибшего ещё до Цусимы в блистательном бою. Цель настоящих строк - помочь читателю возобновить в памяти ужасное событие, и дать отчаянию русского сердца некоторое утешение. Пусть разбито тело русского флота, но осталась непобедимой душа его, пока в нём не перевелись герои вроде Новосильцева, Вырубова, Жданова, Огарёва, Курселя, Богданова, Фитингофа, Шеина, Холодовского и многих-многих других, их же имена известны Богу.